***

Что в «смерти» этой есть такого,
чего нам жизнь не может дать?
Вопроса, в сущности простого,
ответ не сложно разгадать –
Нет ничего! В отраве этой
одни лишь только боль и грязь.  

Там безысходность бродит где-то,
плетет силки не торопясь.
И так в тоске, беде присущей,
проходят дни куда-то в даль.
В болоте смрадном и гниющем.
Как жаль, что вышло так, как жаль…

Там ты, мой  друг. Растерзанная в клочья, 
немая плоть твоя – пристанище червей, 
Взмывая, будто бы нарочно,
как будто сотнею безжалостных плетей.

           
Недуг 

Тоской томим, как будто пленный,
в оковах вечных тяжких дней. 
А жизнь идет, но я в ней пленный, 
судьба одна, сто делать с ней?

Как не желанного покоя
и не тех светлых, ясных дней.
Все отнято, вот той – скупою,
что с каждым разом больше, злей, 

Где все одной бедой объяты,
и пища отравлена, так же как быт, 
и нет ничего, кроме жажды заклятой, 
и сон, даже он – и тот ядовит.

Я вновь томим, что узник пленный,
в оковах тяжких вечных дней. 
И жизнь идет, но я в ней тленный, 
моя судьба…Что делать с ней?
              

***

Мелкий бес втирал растирочку, 
заползал змеей за шиворот,
все шептал о скорой выручке 
только вышло все  на выворот – 

Проиграл коня я лешему 
в кости у гнилого  озера.
К меду «сон-траву» подмешивал,
да «дурман» в молозиво,

Кто-то мне всю жизнь с рождения,
направляя, как не зрячего.
Стали черными чёрными корения,
зацвела вода  стоячая.

Знать такая уж судьбинушка, 
околеть собакой бешенной, 
на раскидистой рябинушке 
к завтрашнему быть повешенным.

Как под осень все листья падали…
А что сказать и надо ли? 
Любимый ворон объелся падали, 
да жмут чужие сапоги.

Стена

Завинчен плотно в тишину густую,
в дыханье ветра, в пение сверчков.
Не нежность ласк, не сладость поцелуев,
не даже тысячи гавайских «косяков»
сейчас, когда и так паршиво 
не в масть придутся в час ночной.
Когда всё так же молчаливо
стена холодная возрастает надо мной.

Тоска 

От чего и сам не знаю, почему все тоже с ней?
Мыслей крохи я метаю со стола души моей.
Мошкара воспоминаний серым облаком стена,
Тех же разочарований омерзительных полна. 
Это, как любовь к отчизне, с праздниками где-то в мае.
Я своей остатки жизни по крупицам собираю,
Я последнее, что было, выкинув сомнения – 
Променял на старый мыла, горькие курения…. 

Полночь

1
Днем за днем, из года в год
город –
гнильной жизни плод
на моих глазах растет.
2
Млечным соком, словно плесень,
на душе моей печаль
Птичьих, тихих, горьких песен,
тусклых дней в ночную хмарь.
3
То ли полночь бредить тянет,
то ли мухоморье слизь.
Блекнет все былое, вянет,
манит все куда-то в высь.
4
Вот и все. Куда же дальше?
Кто теперь я?  Где и что
остается мне без фальши,
как осеннее пальто?
5
«Город мертвых», словно плод,
на моих глазах растет. 

***

Как на ладони весь я гол и наг,
и страшно голоден, и чем-то недоволен.
Холодный ветер, мой заклятый враг,
я обворован им и слаб, к тому же я неизлечимо болен. 

В дрожащих ладонях клочком пожелтевшей бумаги –
обрывки напрасных и скудных мечтаний моих,
что нес я сквозь топи, леса и овраги,
но не сберег, в суете растеряв даже их. 

***

Издох заброшенным бараном.
Даа…., в жизни я не преуспел.
Как жил плешивую собакой,
так вшивым псом и околел. 

И вот лежу в нелепой позе,
смотрю в сиреневую даль.
В репейном поле на навозе
мне все чего-то смутно жаль.

Во мне и черви уж роятся,
я скоро стану распухать.
Поднять бы лапу, почесаться,
хвостом со скуки повилять.

Теперь мне нечего боятся.
Засыплет рыжею листвой
и я останусь разлагаться
с пробитой жердью головой.

***

Наркомания туманна
и не удивительна!
Омерзительна, обманна,
и всегда губительна.

Давно поставить точку твердую,
пора и в этой оккупации,
Сказать решительное гордое
«Нет!» - наркотизации.

Автор крайне негативно относится к наркомании и всему, что с нею связанно. Цель данной публикации донести до читателя всю пагубность и омерзительность наркотизации. От себя лично и от всего литературного сообщества выражает свое негодование и обеспокоенность в связи со сложившейся угрожающий обстоновкой в обществе.

автор Михаил Реденко

http://www.stihi.ru/avtor/mishapoeht